Обсуждение за столом искрило четверть часа. Меншиков-младший молчал, потягивал свой бокал и наблюдал за говорившими. Слушал, запоминал. Делал выводы.
А когда диалог начал перерастать в помесь ругани и истерики, юноша поднял руку, призывая к тишине. Не сразу, но гости успокоились. Точнее, не успокоились — многие все еще надували щеки от гнева, желая оставить последнее слово за собой, — но были готовы закрыть рты и слушать.
— Так вот, — продолжил Максим, словно не было этого затяжного переливания из пустого в порожнее с умным видом и горящими от возмущения глазами. — Серия арестов аристократов, а иногда и просто богатых людей, связанных с недавно случившимся мятежом. Это семьи, чьи представители так или иначе приложили руку к беспорядкам на наших улицах, к гибели наших людей…
— Максим, — вдруг перебил его один из присутствующих.
Тот, кто первый переметнулся в свое время к Темникову и первый же вернулся к Меншикову.
— Ты же умный человек, как ты можешь верить во всю эту чушь? — спросил он.
Меншиков склонил голову набок и посмотрел на говорившего спокойным, ничего не выражающим взглядом. Максим бы ни за что себе в этом не признался, даже, наверное, идейно бы стал это отрицать, но факт оставался фактом — такой взгляд был у его отца, когда Павел Андреевич планировал вкатать оппонента в асфальт тонким слоем. Не только морально, но и иногда физически.
— Елисей, — протянул Максим таким мягким, вкрадчивым тоном, что у всех присутствующих встала шерсть на загривке, — ты готов поклясться собственной жизнью, что семья Громовых, например, не виновата в том, в чем ее обвиняет следствие?
— Я… Э-э-э… — растерялся парень, рассчитывавший на другую линию поведения Меншикова.
— Или ты решил просто оскорбить меня, усомнившись в моих интеллектуальных способностях?
— Да нет, я… — попытался вставить Елисей, но Максим не дал ему шанса.
— Может быть, ты настолько уверен в своей правоте, что готов вызвать меня на дуэль? — продолжил Меншиков, и от этого предложения парень испуганно побледнел. — Нет? Точно? А то мы ведь все знаем, что ты, как известная субстанция в проруби, мотыляешься. Вдруг ты набрался храбрости выбрать четкую линию поведения. Ну, что же ты молчишь? Нам всем интересно.
Елисей смотрел на Меншикова с ненавистью, но встать из-за стола и уйти, гордо хлопнув дверью, не мог. Отец бы за такое не то что по головке не погладил, убил бы на месте, и это не фигура речи.
— Ну раз так, то будь любезен, не перебивай, — закончил отчитывать оппонента Меншиков и обратился ко всем. — Я повторюсь. Имперцы всерьез взялись за причастных к мятежу. И я не буду покрывать тех, кто хоть как-то в этом замешан. Мы — Свободная фракция, но мы не революционеры, и никогда ими не будем! Наша цель — реформы, а не братоубийственная война. И если я узнаю, что кто-то из вас или ваших родов приложил руку, голову или деньги к известным событиям, мы не будем ждать господина Мирного или боярина Нарышкина. Я сам нанесу вам визит вежливости. Наша фракция не должна попасть под удар из-за какой-нибудь паршивой овцы. Я ясно выражаюсь?
Присутствующие молчали, шокированные жесткостью и открытостью позиции Максима. Головой-то они, конечно, понимали, что излишнее внимание к фракции может лишить их не только свобод и вольностей, но в отдельно взятом случае и голов, ведь нет таких богатых аристократов, у кого рыльце не в пушку. Но одно дело — банальный уход от налогов, другое — пособничество мятежу.
Но всегда очень дипломатичный и гибкий к дискуссиям Максим показал своим последователям себя с другой стороны. Жесткий, властный, сильный лидер, готовый на чистку их рядов ради выживания всей фракции. Это пугало, действительно пугало, но в то же время…
Вызывало восторг и восхищение.
Москва, ателье госпожи Горяиновой, Александр Мирный
Мне иногда кажется, что женщины созданы, чтобы мы по жизни не расслаблялись. Ну вот казалось бы, ты отдал ей карточку, сказал, что наденешь то, что она выберет, без пререканий, надеялся, что на этом твое участие в процессе и закончится, но куда там!
Нельзя просто взять и купить готовый костюм! Надо обязательно сшить новый, на заказ! Чтоб в тон платья. Ах, это платье в тон костюма? Ничего-то мы, мужики, в тонких материях не понимаем!
Короче, я стоял в комнате, увешанной зеркалами и софитами, и героически терпел, пока вокруг меня вились две помощницы швеи, что-то подтыкая булавками там, подгибая здесь. В подобном месте я был всего один раз — когда выдавал дочь замуж, и она поволокла меня выбирать свадебное платье. Я-то головой, конечно, понимаю, что ей хотелось получить папенькино одобрение, ну и поймать восхищенный мужской взгляд, но под конец процедуры я готов был сбежать на работу. Потому что фразы «А какое лучше: это с бантиками или то с цветочками?» ставили меня в тупик. Ну просто и это с цветочками, и то с бантиками были абсолютно одинаковыми — белыми и пышными. Что еще нужно от свадебного платья⁈
В общем, когда меня выгнали из примерочной с фразой: «А теперь я хочу померить платье, но это будет сюрприз», я выскочил из ателье чуть не вприпрыжку, впуская за собой телохранительниц.
Вышел из здания, застыл у входной двери и с удовольствием втянул холодный февральский воздух полной грудью. Розовые автомобили моей невесты, на которых она приехала сюда, заставляли прохожих оглядываться, и я подумал, как хорошо, что тогда мы отпустили охрану Василисы. Не уверен, что смог бы накрыть защитным пологом всех, и была бы у ее телохранителей смерть глупая и бессмысленная.
Предаться мыслям о вечном мне не позволил телефонный аппарат.
— Мирный, — коротко ответил я, поднеся трубку к уху.
— Привет, Алекс! Чем занимаешься? — поинтересовался цесаревич.
— Страдаю во благо государства, — мрачно пошутил я.
— Готовишься к приему, что ли? — хмыкнул Иван.
— Ну не столько я, сколько Василиса.
— Все правильно твоя невеста делает. Наш серпентарий будет встречать по одежке. Никак нельзя дать им повод трепать о тебе языками, — заявил цесаревич.
— Да? Жаль, а я хотел явиться в берцах и бронежилете, — вздохнул я в ответ.
— Алекс! — укоризненно протянул наследник престола.
— Ладно, Твое Высочество, так и быть. Ради тебя придется влезть в костюм. Но если и он не переживет мероприятия — извиняй, на следующее будут берцы.
Цесаревич фыркнул, но развивать тему не стал.
— Ладно, я звоню с хорошими новостями, — сменил он тему.
— Хорошие новости у нас в дефиците, — осторожно заметил я.
К тому же что хорошо для наследника престола, может быть не так чтобы хорошо для меня.
— Государь доволен проведенными тобой мероприятиями, — пафосным тоном заявил цесаревич. — Твой потешный отдел признан высокоэффективным инструментом.
Ну, еще бы.
— И ты же помнишь, что финансирование этого подразделения идет из моих личных средств?
— Что-то такое припоминаю, да.
— Так вот, экономисты, конечно, еще не все посчитали, но уже сейчас могу с уверенностью сказать, что твоему отделу выделят не только дополнительные игрушки для обвеса, но и финансирование на расширение личного состава! — с нескрываемой гордостью заявил наследник. — Я считаю, что нужно довести число сотрудников хотя бы до полусотни. Что скажешь?
Вместо ответа я тяжело вздохнул. Ох уж эта юность! И жить торопится, и убиться спешит.
— Скажу, что новости прекрасные, но пока я руковожу этим отделом, забивать штатные единицы, лишь бы не отняли финансирование, я не дам.
— Алекс? — не понял цесаревич.
— Ну вот, Твое Высочество, ты же наверняка хочешь забить отдел армейским составом? От Лютого там кого-нибудь отщипнуть, от Серова?
— Примерно так, да, — согласился Иван, все еще не улавливая, к чему я клоню.
— И это самая скверная идея, какая только могла прийти тебе в голову. Рвать сложившиеся команды — плохо. Они эффективны как раз потому, что сработались, а с новыми, так сказать, коллегами будут заново притираться, и не факт, что притрутся. Ведь они не сами захотели перейти, а ты их вырвал из родного гнезда.